КОГДА ВСЕ УМЕРЛИ…
Эстетический памфлет/Лютый трэш
#метамодерн #сарказм
Метамодернизм, метамодерн (англ. Metamodernism) — это обобщение изменений и состояний культуры с 1990-х годов до настоящего времени, пришедших на смену постмодернизму. Термин «метамодернизм» ввели голландский философ Робин ван ден Аккер и норвежский теоретик медиа Тимотеус Вермюлен в своем эссе «Заметки о метамодернизме» (Notes on Metamodernism), опубликованном в 2010 году в «Journal of Aesthetics & Culture»
Вики-справка
…из-за того, что метамодерн соприкасается с непознанным, он сложен для восприятия. однако метамодерн ещё не сформирован окончательно, и с каждым днём, постом, или книгой, он становится всё ближе и проще для понимания. главное не бояться идти к неизведанному, ведь там самое интересное что может быть!
Думаете, втюхать имитацию искусства, этот самый метамодернизм как нечто реальное, тут прямо и наступит сладкая эпоха под лукавым названием метамодерн? Нет, наступит реализм — безжалостный и спасительный. Это не раз было. И консервативные ценности утвердятся таким образом. Жестоко — но необходимо. Это всегда спасало человечество от шизофрении и суицида. Потому что «самое интересное» — это геноцид, уничтожение человека. Как духовно-биологического вида. Разумного начала. И более ничего. Зеро. Пустота.
Иллюстрации: Odd Nerdrum. Норвежский художник. Метамодерн
1.
У МОЕЙ ДЕВОЧКИ ГЛАЗА МЁРТВОЙ РЫБЫ
Последний перфоманс. Новая искренность
Эпиграф:
Моя девушка слепа:
Она не видит, как я прекрасен.
Я пойду на берег моря,
Найду выброшенную бурей рыбу и вырву ей глаза.
Я подарю глаза рыбы моей девушке, и она прозреет. (GP. Newlook)
«Метамодерн — новый способ смотреть на мир…» («Структура мышления метамодерна»)
Жан-Жан пришёл на берег моря ровно в полночь,
в обнимку с любимой,
закинул сети, сплетённые её нежными руками,
поймал золотую рыбу с архаичным названием «сиг»,
распластал обеих на песке и предался любовной игре,
поминутный сценарий которой был написан для него
одним из лучших сценаристов уходящей эпохи —
блистательным когда-то Стивеном Кингом, давно выжившим из ума,
но успешно вживившим себе искусственный мозг.
Затем, не торопясь,
вырвал девушке глаза и вставил их рыбе.
А рыбьи глаза — девушке.
Получилось эффектно и креативно,
и он сделал селфи — на память.
Потом он отпилил девушке руки,
приставил их рыбе вместо плавников
и патетически прошептал:
«Моя любовь, ты так прекрасна сейчас,
и так похожа на Венеру Милосскую!»
Приделал любимой плавники.
Затем выломал ей ноги…
Приклеивая затихшей возлюбленной рыбий хвост,
Жан-Жан задумчиво изрёк:
«Какая упоительная симметрия, как похожи девушка и рыба,
и как удивительно гармонично их сочетание друг с другом!»
Но миг спустя его передёрнуло, и во мраке сознания
всплыла крамольная, почти еретическая мысль:
«Всё-таки хорошо, что она всего лишь андроид».
Это была последняя поблажка, последний компромисс,
которые ещё допускал умирающий постмодернизм.
Оглянувшись на темноту, дышащую и смыкающуюся
вокруг песчаного овала, освещённого фонарём,
он воскликнул вполголоса, но как бы про себя:
«О, ты прекрасна, любимая, как ты прекрасна,
ибо ты похожа на русалочку из сказки Андерсена…»
Когда всё было кончено — вспыхнули софиты,
перфоманс достиг кульминации.
Из тьмы вокруг освещённого пятачка проступили лица публики,
стилизованные под библейских персонажей брейгелевского полотна «Поцелуй Иуды».
И рыбе, и девушке уже было плевать на всё это.
Художнику тоже было плевать на всё. Даже на Брейгеля.
Все роли были отыграны.
Это была истинная правда.
Потому что искусство должно было стать правдой от и до.
Иначе оно не имело смысла в «дивном новом мире».
И он плюнул на песок. Для достоверности.
Точка плевка стала началом буквы «С».
Он старательно вывел пальцем на песке слово «справедливость».
Затем начертил чуть ниже китайский иероглиф «любовь».
Обернувшись к толпе, застывшей за его спиной
напряжённой массой, готовой взорваться от восторга,
Жан-Жан крикнул:
«Художник должен оставаться одиноким,
если он хочет изменить этот мир!»
Толпа взорвалась рёвом ликования,
будто гигантский причудливый зверь с одной из картин
недавно гальванизированного Иеронима Босха.
Особенно неиствовали в радостном бесновании
наряженные в разноцветные тряпки и перья
глашатаи нетрадиционных отношений и экзотических ориентаций;
оголтелые фанаты зелёной экологии в виде голых ушастых эльфов
неопределённого пола и возраста, в туниках из прозрачной газовой ткани;
исполнительницы ритуалов древней ведической магии,
работники похоронных контор и бюро нестандартных ритуальных услуг;
представители эстетствующей богемы,
торговцы артефактами, искусствоведы-критики,
чиновники Министерств Культуры и Правды,
а также представители древнейшей профессии
в виде всех ста тридцати восьми известных науке гендеров.
Остальным было плевать
и на рыбу,
и на девушку,
и на художника,
и на весь этот перфоманс
вместе с останками
окончательно десакрализованного
ветхого искусства.
Они просто выпускали пар.
«Жан-Жан Кокто-Кокто!» — визжали они,
как ведьмы в заключительной сцене «Фауста».
У Гёте этого не было —
старое искусство Европы было напрочь
лишено изобретательности.
Время ускорилось.
Имя спрессовалось в несколько звуков:
«Же-Же Ка-Ка» или «Жа-Жа Ко-Ко»
Впрочем, всем всё было понятно.
Воцарилась минута славы и наступил звёздный час.
Жан-Жан ощутил себя настоящим классиком.
Завтра об этом никто не вспомнит,
потому что правила изменятся.
С постмодернизмом было покончено.
Наступила долгожданная эра метамодерна —
«новой реальности», «новой искренности», «новой правды».
Занавес.
Шайа Лабаф, американский актер (1986 г.р.) перфоманс. На пакете, надетом на голову, написано: «Я больше не знаменит». Актёр просидел так 6 дней, молчал или рыдал. Вот такое искусство… Новая искренность. Чистая правда. И ничего кроме правды.
Американский фотограф Грегори Крюдсон (Gregory Crewdson, род. 1962)
2.
У МОЕЙ РЫБЫ ГЛАЗА МЁРТВОЙ ДЕВОЧКИ
Попытка осмысления: куда это употребить?
Очерк об общеизвестномЦивилизация разделилась на «мы» и «они». И разделение это — не наша инициатива.
Они полагают, что с помощью метамодерна (которым наводнены нынче все утюги!) будет разрушена цивилизация. Об этом пишут и мечтают на полном серьёзе. Так что не обольщайтесь: это не искусство в чистом виде, а всего лишь политтехнологический инструмент. И декларируется это открыто:
«Метамодерн — новый способ смотреть на мир. Если вы ещё не заметили, эпоха постмодерна закончилась: постмодернисты не могут больше сказать ничего нового о нас самих и мире, в котором мы живём. На смену приходит метамодерн, который поможет если не осмыслить происходящие перемены, то хотя бы со многим смириться.»
— цит. из статьи «Структура мышления метамодерна»
Что это за зверь такой — метамодернизм, можно прочесть здесь:
Можно тут ещё посмотреть:
Евгений Молодцов. От иронии к искренности (в основном посмотреть капртинки — то ещё тошнотворное зрелище.
____________________________________
Лет сто назад они уже пытались сделать это. Но деструктивный некро-авангард 20х почил в бозе перед напором живого реализма, благополучно покрылся нафталином на полках для разной рухляди у коллекционеров и эстетически переразвитых искусствоведов, а также в недрах музейных запасников. Народ глядел, а потом покрутил пальцем у виска. Вывернутое, выморочное анти- художественное псевдоискусство массовым зрителем ни высоко оценено, ни принято всерьёз не было. Хочется надеяться, что здоровое варварское нутро народа в 21 веке отвергнет эту дрянь также, как и 100 лет назад. Главное, чтобы потом не выплеснули с водой и ребёнка, обозвав всю художественную продукцию ловко придуманным словечком «метамодерн». Т.к. найдётся сразу много охотников приклеить сей ярлык неугодным. А неугодными собратьям по ремеслу обычно в такие эпохи становятся лучшие.
лучше всего внутреннюю суть метамодерна и метамодернизма как метода — выразил когда-то Шарль Бодрийяр (он адресовал эти слова постмодерну, но смысл его высказывания оказался гораздо шире:
…двуличие современного искусства: оно претендует на ничтожность, незначительность, нонсенс, стремится к нулю, в то время как уже является ничем. Стремится ничего не значить, в то время как уже ничего не значит. Претендует на поверхностность, в то время как уже не имеет никакой глубины.
Метамодерн — попытка продлить уродливую агонию эрзац-искусства под крикливой вывеской «постмодернизм». ну и разумеется «сделать деньги» на доверчивых любителях «арт нуово».
Метамодерн — хитрый трюк, придуманный для того, чтобы гальванизировать труп постмодернизма и выдать протухшее несколько раз старьё за нечто новое. Причём в самых отвратительных его формах, демонических. Стереть грань между высоким и низким искусством. Уравнять прекрасное с безобразным. Талантливое с бездарным. Непристойность объявить такой же нормой морали, как и целомудренность. Обесценить мастерство, лишив его права на преимущество перед откровенным дилетантством. Заформалинить живое, смешав его с мертвечиной.
Центральной идеей всего этого антиэстетического цирка уродцев является идея децентрализации мира, бесцельности развития и прочие глупости из книжек Шваба и Фукуямы. Всю эту псевдофилософскую, псевдоэкономическую и псевдосоциальную хрень предсказал ещё Отто Шпенглер сто лет тому назад в «Закате Европы». Так что ничего нового метамодернизм, по сути, не содержит и не предлагает. Кроме тотального уравнивания и обесценивания всего, что есть.
Что там у них в философско-эстетическом обосновании? Бога нет, всё дозволено (украдено из Ф. М. Достоевского), человек одинок во Вселенной… Любви нет, детей не надо, потребляй, обжирайся, ублажай себя комфортом и помни: ты — высшая ценность. То есть тушка твоя, туловище твоё — наивысшая ценность. О душе как-то неловко даже заикаться, говорить, и даже думать. Какая душа в обществе потребления?
У них потому и конец истории, и конец света, и конец цивилизации — в одном флаконе.
У нас мир централизован. Иерархичен в старомодном смысле слова. Равенства, где «все равны» — нет. Братства особого, правда, пока ещё тоже нет. Свобода относительна и всё больше как-то оказывается связанной с ответственностью. В том числе и уголовной! Что, в общем-то, не так уж плохо, как выясняется. И даже очень хорошо!
Особенно в свете последних новостей из области исследований «британских ученых» о пользе каннибализма и прочих оригинальных, но незатейливых радостей чрезвычайно цивилизованного человечества.
В центре нашего мира — Бог, как источник жизни, как точка сборки всей нашей Вселенной — и материальной, и духовной. Там, где сильный центр и движение к этому центру — центростремительные силы обретают фундаментальное значение, а центробежные — теряют свою разрушительную силу, и только укрепляют всю конструкцию.
В общем, ничего, разберёмся мы с этим «метамодерном». Окультурим, очистим, отмоем, отшлифуем, обкатаем и пустим на что-нибудь полезное. Мы же не какие-то там цивилизованные эстеты. Мы — варвары! Будем рисовать и писать так, как у нас рисуют, пишут, пляшут, поют и творят.
P.S.
Гламурятник после сеанса танатокосметолога по всей красе, но как бы многозначительно поданный. Мол, не просто искусство для морга, а с интеллектуальным душком, да-с!
В общем — как спектакли всяких этих райкиных-серебрянниковых, кто понимает о чём я. Претензий на миллион долларов, а на выходе — даже не конфетка, а нечто иное. Причём — разных сортов. В метамодерне искусственно стирается грань между талантливым — и бездарным. И то и другое наделяется «равными правами». Сверхтолерантность! Вы же понимаете… Не дай-то Бог кто-то окажется более талантливым, чем положено для соблюдения хотя бы формального «равенства». Им же придётся восстанавливать справедливость, чтобы никому не было обидно. С помощью чего-нибудь радикального — как, например, «прокрустово ложе». В прямом смысле. Т.к. все эти сложные и тонкие смыслы будут раздражать тех, кто пишет исключительно «душой», не заботясь таких мелочах, как мастерство…
Ведь из волшебной бутылки с надписью «Метамодерн» выпущены самые наглые внутренние демоны человека, потакание которым заложено не только в эстетической, но и в социальной модели метамодерна: зависть, похоть, тщеславие. Правда, им даны другие имена: Равенство, Свобода, Самореализация. И ещё даны права, с помощью которых можно угомонить любых выскочек, посмевших быть хотя бы чуть-чуть совершеннее. Метамодерн не простит ни малейшего превосходства, в чём бы оно ни заключалось.
Только не ведитесь на заклинания, разлитые безымянным автором по всей статье — мол, повозникаете, да и привыкнете. Не будет так, как они рисуют нам. У нас — другая культура. Другая матрица. Принцип формирования культурного пространства другой. Без вот этого бестиария.
Просто настало время вспомнить, что такое — хороший вкус… И взглянуть, наконец — чем это нас тридцать лет гипнотизировали.
Друзья, там совсем ничего нет, внутри. Мёртвое всё. Пусто там… Я сам, лично, проверил.
П. Фрагорийский. «Триумф ремесленника. Культурный код»
Автор публикации
